Литературные иллюстрации

Литературные иллюстрации к родной истории

Родная история

« Не вы Меня избрали, а Я вас избрал и поставил вас…»

/От Иоанна 15:16/

1654 год.

В Калуге свирепствует моровое поветрие. Люди, только заболев, мрут быстро.

Калужский воевода Богдан Иванов Камынин пытался спасти Калугу от полного вымирания. Распоряжения пришли из столицы, и он жестоко их выполнял. Крепкие заставы вокруг Калуги устроил, и никого не пропускали в город и не выпускали никого из города. Крику и спору до драк было много: кто шёл в город за спасением «Христа ради», кто хотел бежать из города – все родные померли, хоть самому уйти куда-нибудь, – не пропускали, вокруг застав валялось трупов видимо-невидимо. Заставщиков приходилось насильно ставить, умирали больше и быстрее, чем среди тех, кто отсиживался по домам. Страшная была осень, и только с сильными морозами мор пошёл на убыль. В эту-то страшную моровую пору, в конце лета, в Москву с большим поездом (сопровождающими) направляется антиохийский патриарх Макарий. Больше недели патриарх вынуждено остаётся в Калуге.

В новой церкви в честь Воскресения Господня патриарх отстоял службу и накануне праздника Преображения Господня, и в самый праздник слушал утреню и литургию. Это смягчило его возмущение от невольной задержки. Красота 30 калужских благолепных прекрасных церквей, а уж гостинцы калужских торговых людей (яблоки, груши и дыни) совсем успокоили его. И он ждал, когда изготовят ему суда, дабы плыть по воде в город Коломну. Да что ж, и суда уже изготовили, а патриарх уплыть не может. Воевода пришёл отправить хлопотных гостей и не может. Ямщики, во власти которых были кормщики и гребцы, не дают их патриарху. Уж такие самовольные да отчаянные люди – эти ямщики. Обиделись на что-то и не дали.

Воевода на них шуметь, а они упёрлись и ни в какую. Воевода приказал им отправить патриарха завтра, что-де это – государев приказ. Ну, завтра, так завтра. А на завтра сам Микитка Назаров с большой толпой товарищей и любопытствующих пришёл выслушать государеву грамоту. Ямщики, люди отчаянные, и государь им не указ, у них свои дела. Крики, потасовки, а дело и в этот день не сделалось. Тогда воевода пишет государю жалобу на самоуправство ямщиков калужских и распоряжается «наймовать ямщиками и гребцами охочих людей, чтоб патриарху простою не было». Дороже кормить и содержать гостей, чем заплатить за их отъезд. Ну, тут уж ямщики сдались, Микитка прислал кормщиков и гребцов. Но лошадей, которых патриарх оставил в городе на сохранение к обратному пути, определили быстро: «истратились» лошади, хотя и были на сохранении в монастыре.

А на обратном пути приключения патриаршие не закончились, он думал это просто – по России-то кататься. Ямской приказчик Петрунька Бохтияров хотел, видно, провернуть хитрое дело. Он явился к патриарху, забрал подорожную, чтобы потом отчитаться, списать то есть свои расходы, сказал, что уже приготовил 22 подводы.

А, похоже, лошади в тех подводах были патриаршие, он и отдает эти подводы «торговым гречанам». Они же раньше приехали, всё по-честному, тем более воевода велел их отправить. Только отправил этих гречан, как идёт он, наглыми глазами хлопает, да с вызовом и бросает подорожную теперь патриарху назад. И пишет уже оскорблённый патриарх жалобу на произвол калужских ямщиков государю, как бросил приказчик ему «подорожную в груди и тем его обесчестил». Так Петрунька тоже писать умел, и он пишет государю: как приехал патриарх Макарий, как разбежались все ямщики, не хотя везти его, как после сильных побоев он собрал-таки лошадей по окрестностям, да и отправил Макария.

* * *

А Михайла уже жил в селе, где он решил остановиться. Он оставался в семье старенького местного священника, который отдал за него дочь свою и собирался место свое Михайле уступить за старостью своею. И тут случилось, что поезд антиохийского патриарха Макария проезжал через их село, где жил Михайла. Свита сделала остановку — ножки патриаршие размять. Тут Михайла с ними и заговорил, удивились и гости, и местные. Cлужбу первую свою здесь о. Михаил провел в сослужении высоких гостей. Так и пошел священнический род Михайлы с благословения патриарха Макария.

* * *

А пришел Михайла так. После видения ему Андрея Первозванного с наказом идти в далёкую страну и нести слово Христово, молодой Михаил отправился в Россию. Он шёл со встретившимися ему странниками. За годы странствий он хорошо выучил язык русский, много добрых дел по пути делал. Пока не было ему знака или желания остановить путь свой. Встречались хорошие монастыри, приличные приходы; умные священники, готовые отдать приход свой молодому; красивые добрые девицы, готовые принять Михаила или пойти за ним, – но нет знака: твоё, пришёл. И утром он уходил дальше. Однажды прожил больше месяца в семье молодого помещика, учил его латыни, греческому, разговаривали на разные темы, тот даже советовался по многим хозяйственным и семейным делам. Но понял посланник, что это наступает тихая спокойная жизнь, что затягивает такая жизнь, льстит его самолюбию, и он резко принимает решение – уходить. Идти туда, где он необходим. Где будет нелегко, но это будет то, ради чего он пришёл. Проходили, в день его решения, странники через это поместье. Только зашёл сказать барину «прощай», и с маленьким русским узелком присоединился к странникам. По дороге узнал, что они возвращались с паломничества. Шли не спеша. Где приходилось останавливаться на ночлег, оставались и на день-два, нужна была помощь приютившим их, они и переделывали все срочные дела: косили, копали, подстраивали, перекрывали крыши, – отрабатывали приют.

Постепенно путешествующих становилось меньше; доходившие до родных мест, отходили от группы и оставались дома. Иногда заходили к ним, и тоже помогали. Дошли к очень позднему осеннему вечеру, до лесной опушки. Михаил уже думал, что в лесу ночевать придётся. Но вот журчание ручейка, по берегу которого шли, несколько затихло. Заметный облегчённый вздох ведущего, и тропинка оказывается шире. И запах жилья. Подбежала собака, не подходя близко, понюхала воздух и убежала. Через малое время замерцал огонёк. Подошли к обработанной земле. Их встречал священник со свечой, возле него стояла собака. Ведущий здоровается. Тихо, кратко говорит, кого ведёт; встретивший приглашает всех в дворик свой. Собака стояла молча и только каждого обнюхала, потом ушла за хозяином.

Михаил подумал, что здесь воздух не такой, как везде, что встретили их, как будто знали, что придут, и не только потому, что напоили молоком, и душистое сено было пушистым. Осень, а запахи летние.

Утром увидел большую семью. Заволновался. Но ждал знака какого-либо, хотя предчувствие, что пришёл, – появилось. Пошли в церковь на службу.

Церковь новая, только что построена тщанием и иждивением прихожан. Престолов в ней три: в настоящей – во имя Пресвятой Богородицы, в приделе с северной стороны – во имя архистратига Михаила, память 8 ноября, с южной – во имя пророка Илии. Приход состоял из пяти селений. Во время службы Михаил молился в приделе во имя архистратига Михаила, сегодня день памяти его, и решил, что он пришёл.

Вышел после службы на воздух и увидел: белое всё вокруг, не просто белое, но сияющее и сверкающее на солнце. Снег. Тишина. Михайла шёл в дом к священнику, сказать, что хочет остаться здесь.